«Базовое содержание учебников должно быть одинаковым по всей стране»: министр образования Васильева — в интервью RT

— По поручению президента страны Владимира Путина ведётся формирование единого образовательного пространства. Могли бы вы рассказать подробнее, в чём заключается суть этой идеи?

— Большое спасибо за такой важный вопрос. Образование всегда, во все периоды нашей истории волновало и руководство, и граждан, потому что нет ни одного человека, который не был бы связан с образованием. Конечно, вопрос единого образовательного пространства напрямую связан — и всегда был связан — с очень важной проблемой: национальной безопасностью. Здесь стоит вопрос перед страной, кого мы готовим, кого мы учим, кого мы воспитываем, кому мы сможем передать страну завтра. То есть сегодня ученик, сегодня ребёнок, а завтра — гражданин, на плечи которого ляжет ответственность за страну.

Концепция единого образовательного пространства включает в себя несколько направлений. Но самое главное — это то, что мы вкладываем в наше обучение, что мы вкладываем в воспитание. Потому что образование — это обучение и воспитание, это дуализм, который трудно разорвать, кто бы что ни говорил. Если говорить на самом простом уровне, то для чего эта инициатива? Чтобы точно знать, что ребёнок, покинув одну школу и перейдя в другую, сел за парту, открыл учебник, допустим, математики и начал с того места, где он закончил читать в предыдущей школе.

Базовое содержание образования должно быть одинаковым по всей стране, оно должно быть качественным, доступным и бесплатным.

При этом единое образовательное пространство предполагает несколько шагов. Первый шаг — это, конечно, создание содержания — того, чему и как мы учим. Существовали стандарты, о которых все мы знали и по которыми мы жили, которые были хороши для своего времени. Но каждое время требует определённой корректировки. Когда мы говорим о содержании образования, мы должны знать ядро того, что мы будем преподавать.

Наша сегодняшняя работа связана с очень важным поручением президента нашей страны, который, как известно, с большим вниманием относится к образованию и очень хорошо понимает проблемы образования. И несколько поручений направлены на базовое содержание учебников, на его обновление. Первый шаг — это содержание через образовательные стандарты. Знание не стоит на месте: возьмём, допустим, то, что нам уже 100 лет известно в области биологии. 100 лет — это очень большой отрезок времени, были сделаны огромные новые шаги и открытия в науке, поэтому обновление содержания, безусловно, должно проводиться.

Но при этом мы должны помнить о базовом содержании каждого нашего предмета. Стандарт предполагает как раз наличие того самого зерна. На сегодняшний день закончена работа над стандартом с первого по девятый класс, в течение нескольких месяцев будет завершена работа по десятому и 11-му классам. Вообще процесс создания стандартов как содержательной основы очень сложный, потому что он требует, естественно, обсуждения, профессиональной и общественной экспертизы — как люди реагируют. Сейчас у нас 30 млн человек участвуют в процессе образования и плюс ещё все жители нашей страны, потому что у каждого либо ребёнок, либо внук, либо он сам связан с образованием.

Следующий этап, не менее сложный, связан с тем, по каким учебникам мы будем учить или учим наших школьников. Так случилось, что на сегодняшний день Федеральный перечень учебников — это 1376 учебников, это очень много. Для чего нужен Федеральный перечень учебников, почему он вдруг стал таким обсуждаемым предметом? Потому что учебники, которые в него входят, — и это очень важный момент! — это учебники, которые покупаются на федеральные деньги. И, опять же, есть очень важное поручение президента: новые подходы к экспертизе. Объясню, почему новые. До недавнего времени экспертиза проходила так: издатель находил достойных авторов, писались учебники. Издатель, как человек заинтересованный, также имел возможность экспертизы научной, общественной, профессиональной, и потом шло заявление в этот перечень.

Мы, безусловно, оставляем три направления общественной и научной экспертизы, без этого нельзя, но министерство вправе обратиться дополнительно за экспертизой к любому из предложенных экспертных центров. Это очень важно для того, чтобы определить качество этого учебника, потому что у нас были неприятные случаи: знания устаревают, иногда встречаются и ошибки. Фактически учебники изнашиваются в течение пяти лет и требуют в том числе физического обновления. Но в данном случае здесь наиболее важен вопрос качества.

У нас есть очень хороший пример создания единого историко-культурного стандарта и трёх линеек учебников. И здесь мы подходим к другому очень важному направлению: президент также говорил о базовом содержании, а оно предполагает базовые учебники по каждому предмету, которые, на мой взгляд, — и не только на мой — должен знать каждый ученик, который живёт в нашей стране. Дальше мы видим, к чему ученик имеет склонность, и направляем его уже в естественно-научный цикл, технический, гуманитарный. То есть я никогда не говорила, что будет база и только база.

База должна быть у всех, и она предполагает две-три линейки, не больше — такого количества учебников не нужно, они должны быть хорошими, качественными, в небольшом количестве. И, кстати, по этой схеме практически все страны работают.

А вот дальше, когда ребёнок начинает погружаться в изучение предмета, может быть очень много качественных учебных пособий, которые не входят в Федеральный перечень, и здесь уже немножко другая история. Школа может выбирать, может сама выстраивать ту самую траекторию углублённого обучения, и она должна это делать обязательно. А что касается базы, то это, на мой взгляд, неоспоримый момент.

И есть ещё третий шаг, не менее важный. Во главе всего стоит, конечно, учитель. Мы можем говорить с вами об учебниках, о содержании, о чём угодно, но учитель важнее.  А учитель — это призвание, это миссия. Нельзя взять и родиться учителем, к этому надо готовиться, надо этого хотеть. Общественный статус учителя — это одно из величайших явлений и одна из величайших проблем. Потому что если статус падает, то падает и всё остальное.

Во всём мире — я всегда об этом говорила, говорю и буду говорить — учитель, врач и священник — это профессии, которые почитаются всеми. И когда мы заботимся об учителе, в том числе о социальном значении его статуса, то думаем о том, как помочь.

Российский учитель всегда занимался повышением своих профессиональных, интеллектуальных и духовных качеств. Поэтому следующий большой шаг — и это, опять же, поручение президента, оно было дано после Госсовета 2015 года — это создание системы профессионального учительского роста. Это предполагает непрерывное профессиональное обучение, самосовершенствование и возможность не только вертикального роста (сейчас это административная лестница), но и горизонтального роста, профессионального. И вот мы работаем над этим вместе с профсоюзом, мы планируем к 2018 году закончить первый этап, основной.

Предполагаются должности учителя, ведущего учителя, старшего учителя, при этом я хочу подчеркнуть, что ни от чего, что существовало раньше, мы не отказываемся: все знаки отличия, все те моменты, которые отличали наших уважаемых учителей, сохраняются. Планируется также создать единые оценки профессионального знания. В этом году 13 регионов добровольно по двум предметам — по русскому и математике — предложили учителям пройти, скажем так, оценку своих предметных знаний. Она прошла, и когда будут проанализированы результаты, то мы с удовольствием, конечно, об этом расскажем, потому что это очень важная вещь. Это делается для того, чтобы помочь всем нам, потому что учитель, если есть проблемы, — а они могут быть, мы все живые люди, но должны стремиться к тому, чтобы стать лучше, — выстраивает свои индивидуальные траектории.

— Несмотря на такую важную роль учителя, о которой вы сейчас говорите, эта профессия продолжает оставаться не самой востребованной. Что ещё, помимо возможностей профессионального роста и развития, делается для повышения престижа этой профессии?

— Я не соглашусь с вами. Дело в том, что я историк, для меня очень важен источник любого предложения, любого заявления, которое мы с вами здесь делаем. На сегодняшний день у нас потребность в учителях довольно низкая — всего 1%, а есть города и регионы, где нет вакансий. Да, есть нехватка в сельских регионах, но 1,1% на всю необъятную страну. Так что это небольшое преувеличение. Другой важный момент — это конкурс. У нас второй год подряд конкурс на бюджетные места 7-8 человек на место. Ровно такой же, как в инженерных специальностях, ровно такой же, как в экономических бюджетных местах, ровно такой же, как в медицинский — там от 8 до 11. У нас и в прошлом году, и в этом очень вырос проходной балл на педагогические специальности. 

В нашей стране исторически, какие бы волнения и события ни проносились, отношение к учителю всегда было очень уважительное, и это я вам говорю как историк. И есть такое понятие, как генетическая и историческая память, её нельзя ничем истребить, она есть и будет всегда. Вы можете ради эксперимента подойти к любому человеку любого возраста и спросить, кого он помнит из учителей. Я вас уверяю, что вам скажут имя, фамилию, отчество, вам расскажут про то, о чём говорил с ним этот человек, что он преподавал.

И вообще, ведь неслучайно все наши научные школы всегда держались на учителях, на основателях школ. И все наши великие учёные, собирая вокруг себя научные школы, также занимались и воспитанием своих учеников. Вспомните, посмотрите дневники, посвящённые кружку Ландау, Иоффе — можно перечислять этих учёных и учёные школы и кружки бесконечно. Я думаю, что часто преувеличивают, когда говорят, что потерян престиж, потерян авторитет — это не так. Любой народ не может иметь будущего, если он не будет относиться с пиететом к тому, кто передаёт ему знания. Так не бывает.

— Возвращаясь к линейке базовых учебников, которые планируется ввести... Вы можете немного подробнее рассказать, как это будет работать? Насколько я понимаю, будет по каждому предмету линейка учебников, среди которых базовый для средней школы, и другие линейки для профильных школ или, к примеру, коррекционных.

— Что касается коррекции, есть стандарт для детишек с ОВЗ — ограниченными возможностями здоровья, для коррекционных школ. У нас есть сейчас садовские стандарты для детишек с ОВЗ — начальные, это всё чётко прописано и определяется, это очень большая работа. Совершенно справедливо вы сказали, что будут базовые учебники для российских школ, а что касается «углублёнки», её никто не отменял, никто никуда её, так сказать, не девал. Этот глагол я подчёркиваю, хотя он не самый красивый. Всё это остаётся. А учебники для школ, для детишек с ОВЗ, с особенностями здоровья — они есть и будут существовать.

Экспертиза проходит достаточно сложная, она и будет сложно проходить, свои параметры мы заканчиваем вырабатывать, о чём я уже вам сказала. Есть стандарты, которые только должны быть приняты, — они написаны, у нас есть концепции по каждому предмету, и на основании концепции и стандартов будут написаны учебники. Эти учебники входят в Федеральный перечень, они соответствуют содержанию и попадают в российские школы.

— А школы с углублённым изучением, например, математики?

— Всё есть. Есть обязательный учебник, обязательная линейка для углублённого изучения.   

— Сколько учебников планируется примерно в каждой линейке?

— Две-три линейки плюс «углублёнка». Как показывает практика, углублённое преподавание больше двух линеек тоже не вытягивает.

Потом, вы знаете, работа учителя — это творчество, и чаще всего я вот с чем встречалась, я сама так работала и сейчас так же работают: учителя, как правило, берут очень хорошую содержательную часть из одной, допустим, программы, что-то ещё — из другой.

Учитель — это прежде всего творец, и сказать чётко, что он будет пользоваться только этой углублённой линейкой, я побоюсь. Это творчество, понимаете?

— Каким образом изменится работа учителя в этой новой системе? Потребуются ли ему какие-то новые навыки?

— Дело в том, что для учителей нет понятия новых навыков. Учитель всё время должен приобретать что-то новое, каждый день. Равно как и любой другой специалист в профессии, но здесь наиболее ярко видно, как ты относишься, как ты стараешься, что ты хочешь отдать, что у тебя есть внутри, поэтому здесь это процесс постоянный.

— Отразится ли введение нового Федерального перечня учебников на работе частных школ, а также школ с альтернативной системой образования, таких как школы по системе Монтессори, вальдорфские школы?

— Все наши школы, которые имеют аккредитацию, лицензию, работают строго в правовых рамках. Поэтому вопрос о том, что изменения как-то отразятся на них, — это вопрос Рособрнадзора. У нас чёткая правовая система, в которой должна действовать каждая школа. Да, у нас есть вариативная часть в образовании, которая допускается согласно законодательству. Но должна быть программа, которая является базовой.

— Как на образовательном процессе сказывается внедрение электронных ресурсов и новых технологий? И можно ли говорить, что они уже широко применяются в российских школах?

— Электронный ресурс, цифровой ресурс — это тот инструментарий, без которого нам, естественно, в XXI веке трудно двигаться вперёд. Это понимает каждый. И любая образовательная система — это совмещение того, что есть, с теми новыми инструментами, которые нам предлагает жизнь. Сейчас есть большой проект, который находится на стадии развития, называется он «Российская электронная школа».

Этот проект должен быть завершён через полтора года. Это мощнейшая образовательная электронная платформа для всей страны. Я очень благодарна московскому правительству и лично Сергею Семёновичу Собянину, который на базе своей Московской электронной школы (МЭШ — это знаменитая электронная платформа) сделал очень много. Он полностью передал эту базу Российской Федерации. Мы продолжаем делать контент с использованием того конструктора, который нам передали, с использованием тех содержательных наработок, которые есть в МЭШ.

Российская электронная школа — это прежде всего помощь учителям. Там не только содержание уроков — а там их уже 60 тысяч и будет в три раза больше — порядка 180 тысяч уроков по разным предметам. Это не «говорящая голова»: учитель может комбинировать предложенные уроки и делать, творить сам. При этом и сейчас, и далее, по окончании создания РЭШ, каждый учитель может в режиме постоянного сотрудничества добавлять свои уроки. То есть получается постоянный обмен опытом и творческий обмен. Плюс, конечно, эта платформа — подспорье нашим учителям, потому что там не только возможность творить, создавать своё видение урока, опираясь на то, что есть, там ещё и очень мощная библиотека. Там должна быть по проекту мощнейшая поддержка видеоряда. Допустим, это большой набор взвешенных, небольших (на 7—10 минут) документальных роликов, которые посвящены различным направлениям нашего образования. Там же будут лучшие спектакли, виртуальные музеи, лучшие музыкальные концерты.

Также там будут данные о последних изобретениях. Есть большая проблема в том, чтобы напечатать учебник и постоянно следить за обновлением наших знаний о мире, — мы не успеваем с точки зрения печатного носителя. У нас к печатным учебникам в дополнение обязательно существуют электронные учебники. Так вот сейчас издательства по просьбе министерства дополняют к электронным учебникам по основным предметам те новые знания, которые не успели включить в печатные издания. Поэтому РЭШ — это не устойчивая система, а система, которая предполагает постоянное обновление. При этом это система, которая будет создана в первую очередь для поддержки российских учителей, для их возможности работать и творить дальше.

Также у нас есть цифровое обучение для студентов в рамках высшего образования, в рамках нескольких больших проектов. Очень многие вузы сейчас вступили в этот проект — это первый этап, когда идёт наполнение онлайн-курсами. На сегодняшний день таких онлайн-курсов у нас 1300. К 2025 году их количество должно превышать, по-моему, 3,5 тыс. Допустим, студент обучается в одном вузе, но ему необходим какой-то модуль из представленных в программе. Он проходит его самостоятельно в системе цифрового образования, проходит оценочные процедуры, получает сертификат, что он прошёл этот модуль, и этот документ признаётся его вузом в том числе. Это система, которая потихонечку набирает обороты во всём мире, и она предполагает, что не только наше студенчество, не только наши школьники, но и все люди могут обучаться.

Тезис о непрерывном образовании понятен — он всегда был в истории нашей страны. «Учиться, учиться, учиться…» — наша страна всегда любила учиться.

И сейчас мы с вами, если есть необходимость либо подтвердить свою квалификацию, либо повысить квалификацию, независимо от того, студенты мы или нет, тоже в рамках цифрового образования сможем пройти те модули, которые дают нам возможность получения каких-то новых компетенций для нашей профессии или вообще смены профессии. Мне кажется, это глобальный проект, за которым, безусловно, будущее, но при этом я подчёркиваю — и мои коллеги в разных странах об этом неоднократно говорили, — что цифровое образование не может заменить образование классическое, так не бывает. Совмещение — да, но стопроцентной замены быть не может, и, по-моему, никто не собирается этого делать.

— Удастся ли добиться внедрения этих электронных платформ, интегрировать их в работу школ, удалённых от центра страны?

— Как раз на это проект и направлен в первую очередь. Я же не случайно сказала, что там будет. Там будут, например, виртуальные музеи. Вот вы не можете повезти своего ученика в Эрмитаж, а должны, понимаете? Но если у вас есть виртуальный зал Эрмитажа, вы можете рассказать, что он может увидеть, и он должен это увидеть. Вы не можете показать спектакль или дать прикоснуться к опере, не только классической, но и современной, послушать концерт… Но это всё должно быть. Конечно, ни одна виртуальная история не заменит реальность, но это, тем не менее, большая помощь.

— Складывается ощущение, что наши дети учатся слишком много: сначала подготовка и развивающие занятия в детском саду, потом подготовка к школе, затем школа. Параллельно со школой обязательно ещё художественная школа, музыкальная школа. Насколько оправданна такая нагрузка?

— Нагрузка у нас идёт строго по СанПиН. У нас есть санитарные нормы: сколько дети учатся в школе, сколько они должны тратить времени на домашние задания. Но тут надо говорить ещё и с родителями. Конечно, хочется дать ребёнку как можно больше: чтобы он занимался спортом, занимался музыкой, чтобы он был всесторонне образованным и развитым человеком. Это нормальное желание родителей, и я их очень хорошо понимаю.

Каждый из них сам решает (и это совершенно правильно), какое количество дополнительных занятий его сын или дочь могут реально на себя взвалить. Потому что, на мой взгляд, перезагруженность действительно есть. И я думаю, что и школы должны вторую часть дня очень взвешенно продумывать. Но ещё раз повторяю, что здесь в первую очередь, конечно, родители — их видение, насколько реальны, насколько посильны нагрузки для их ребёнка.

Хотя я убеждена, что если ребёнок здоров (физически в первую очередь) и счастлив, то смена занятий для него — в радость (если она не утомляет очень сильно, что бывает, конечно). Вы знаете, не случайно важна именно упорядоченность детской жизни. Спросите любого физиолога, спросите психолога, насколько важен для маленького ребёнка распорядок дня, — как бы парадоксально это ни звучало. Я предполагаю, что сейчас скажут оппоненты, но я всегда говорю: обращайтесь к нашим коллегам-медикам. Потому что распорядок дня вообще для любого человека — это очень важно, а для маленького ребёнка — особенно важно.

— Сегодня в России всё чаще ностальгируют по советскому образованию. Как вы думаете, сейчас школьная программа сложнее или легче, чем была в советские времена? И что ценное и качественное мы могли бы взять из советской программы и интегрировать с нашей системой образования — с учётом новых технологий и современных возможностей?

— Вы знаете, я думаю, что ностальгия по советской системе образования абсолютно неслучайна. И ностальгия не только у нас, а во многих странах — по классическому образованию. И классические университеты останутся всегда. Вопрос в том, в каком количестве они останутся, но то, что они останутся, — это точно. В чём проблема сегодняшнего дня? Наши сегодняшние детки не хуже и не лучше, они просто другие. Родители (и особенно дедушки и бабушки, которые учились значительно раньше), конечно, сравнивают. Есть большая проблема, которая действительно требует решения (и я понимаю родителей, когда они об этом говорят), — это потеря функционального чтения. Наши дети читают очень мало. У нас примерно, по исследованиям, 25% населения не владеет навыками функционального чтения. Это значит, что вы читаете текст и не можете тезисно пересказать содержание.

К тому же наши дети молчаливы. У нас и на вузовских занятиях, и в школах идёт, как правило, монолог учителя. Дети больше молчат. Это связано с тем, что дети мало читают, — здесь всё взаимосвязано. Когда меня уверяют, что это новый язык интернета, я говорю — нет, это язык, которого не знает человек. Он не может быть новым. Упрощение русского языка, естественно, происходит, но значительно лучше, когда человек знает синтаксис и орфографию родного языка, а не говорит, что это новый язык интернета. Нет, это не так.

Я знаю, что в интернете огромное количество пользователей, которые прекрасно пишут и прекрасно владеют русским языком. Говорим мы плохо, говорим мы мало, говорить нам надо. Наверное, это тоже не очень нравится людям, которые вспоминают о советской системе образования, потому что там говорилось много, опросы были постоянные, нельзя было не спросить минимум четырёх человек. Это был не монолог, это был диалог. Плюс некоторые жалуются, что нет такого полёта мысли, как раньше.

И я ещё раз скажу, что любой грамотный учитель, которому небезразлично, что он делает, берёт всё то лучшее, что было наработано до него, и использует то новое, что есть. Допустим, сейчас мы чётко понимаем, чего нам не хватает: мы должны обязательно в наше предметное содержание внести всё то, что сделано в последние десятилетия в области знания о мире по всем предметам без исключения. Это то, о чём мы говорили с вами в начале нашей беседы. А развивать наших детей, помогать им говорить мы тоже должны.

Прививать любовь к чтению — это важная задача. Человеку должны читать с рождения, потом он уже читает сам. У нас в некоторых регионах есть замечательная программа под названием «Читающая мама — читающая страна».

Для меня это несколько странно звучит, но вы знаете, что встречаются случаи, когда проще дать ребёнку какой-то красивый гаджет  — пусть он сам сидит и разбирается. Я думаю, что, если с ним читать книги и разговаривать о том, что он прочитал, эффект был бы, наверное, чуть больше, чем с гаджетом. Но это я высказываю в данном случае своё мнение.

— Как вы относитесь к предложению сделать шахматы обязательной дисциплиной в школьной программе?

— Я полностью поддерживаю это предложение. У нас 40 регионов, которые вводят шахматы в первую часть дня, некоторые регионы работают с шахматами во внеурочное время. Возьмём, например, Армению. Здесь во втором, третьем и четвёртом классе обязательно есть шахматы. В итоге шестое место в этом году на Всемирной математической олимпиаде, большие достижения в области IT-технологий. Это всё взаимосвязано. Шахматы — это интеллект, это его развитие, с этим никто не будет спорить. При этом абсолютно никакая затратность. И самое главное, что методика настолько хороша (потому что в шахматы играют не первое тысячелетие), что даже учитель, который раньше не владел игрой в шахматы, может в течение очень короткого времени сам понять основы этой игры и начать готовить малышей. Это должно быть в школах.

— Какие ещё предметы стоит, на ваш взгляд, сделать не факультативными, а основными? Может быть, второй иностранный язык?

— Что касается второго иностранного языка, вы правы. Но сейчас нам нужно сделать так, чтобы в 2020 году в пилотном режиме, а в 2022 — в общероссийском сдать один иностранный язык. У нас с этим большие проблемы. Если школа может это взять на себя, в этом ничего страшного, это только приветствуется, если ребёнок может учить второй язык: есть на это время, есть на это методики, есть на это педагоги, есть на это возможности. Но я считаю, что лучше знать один иностранный язык, не занимаясь в данном случае очковтирательством и шапкозакидательством.

Не можем мы сейчас позволить себе во всех школах два языка, не выучим мы их! Нам нужно хорошо знать русский язык, который мы знаем не очень хорошо. Нам нужно хорошо знать иностранный язык, желательно английский — это язык международного общения на сегодняшний день.

Большая часть научных статей пишется на нём, поэтому, чтобы быть конкурентоспособными, нам нужно писать на этом языке, не только говорить. Я думаю, что это недалёкое будущее, мы к этому придём.

— Расскажите, на какой стадии находится проект «Экспорт образования»?

— Это новый большой проект: в 2017—2025 годах мы должны увеличить количество иностранных студентов до 720 тысяч. Проект масштабный по задачам. Это популяризация нашего образования, которое до недавнего времени было одним из ведущих в мире. У нас есть все основания и все возможности для того, чтобы восстановить его значение. Второе направление (тоже, конечно, важное) — это направление «мягкой силы», то есть нашего влияния. Третье — это большой экономический проект, потому что во многих экономиках мира экспорт образования занимает четвёртое место. Это не только сами программы, которые чего-то стоят, но ещё и вся инфраструктура вокруг студентов. Мы читали документы по экспорту французского образования, там неоднократно говорится о суммах, которые приходят как доходная составляющая бюджета, например, по авиаперевозкам. Это очень большой комплекс.

Этот проект довольно амбициозный, но я думаю, что он нам по плечу, потому что традиционно в нашей стране обучалось очень много иностранных студентов. Просто это нужно возродить, но на более эффективном, может быть, и более масштабном, более активном уровне. Сейчас мы создали консорциум, куда входят на сегодняшний день 39 вузов. Но в программе участвуют все вузы страны без исключения. Эти 39 вузов, которые входят в консорциум, будут помогать методически всем остальным, но вообще это участие всех вузов без исключения.

— Качественная система образования невозможна без объективной системы оценок. Те системы, которые существуют сейчас, справляются со своими задачами? Или планируются какие-то изменения в этой сфере, в том числе в ЕГЭ?

— Вы правы абсолютно, что без оценочной системы нельзя. Причём желательно, чтобы она была единой и объективной, по крайней мере чтобы параметры, по которым мы оцениваем, были понятны для всех. Потому что если кто в лес, кто по дрова, то объективной оценки не будет. Работы в этом направлении — по её совершенствованию — идут, это необходимо. Что касается школы, то это уже достаточно чётко отработанные параметры. Что касается ЕГЭ как итоговой аттестации наших ребят, то тут за четыре последних года прошло очень много изменений: тестовая часть убрана практически отовсюду, кроме письменной части иностранного языка. В этом году в ГИА девятого класса входит русский устный, который является как бы разрешением или пропуском к сдаче экзаменов по окончании девятого класса. Планируется, что ученик читает либо короткий рассказ, либо небольшой кусочек из рассказа, и учитель, который принимает устную часть, беседует с ним о том, что он прочитал, как может об этом рассказать, передать основные мысли. Это как раз то, о чём мы с вами говорили: возможность говорить, красиво говорить, рассказывать, переживать и сопереживать тому тексту, который ты прочитал. Вообще в школе у нас контрольно-измерительные материалы, конечно, достаточно жёсткие. Вопрос в том, что дальше — это уже вузовская система, но вузы имеют большую автономию, большую самостоятельность в оценке. И это тоже правильно.

Источник